Алексей Франдетти представил версию канадского мюзикла Поделиться
«Онегин» — мюзикл по мотивам романа Пушкина и оперы Чайковского… Лишь только это название появилось на афишах, посыпались ахи и охи: опять эта «Таганка» замахнулась на самое святое! Превратить шедевр Чайковского в мюзикл — да это ж святотатство! Обозреватель «МК», побывавший на спектакле, убедился: ревнители классики могут спать спокойно, никто ни на что не замахнулся и ни во что не превратил. Мюзикл «Онегин» действительно использует сюжетную канву оперы Чайковского в большей мере, чем пушкинский роман. Но музыка, написанная канадским композитором Ведой Хилле, вполне оригинальна. Что, пожалуй, и является основным недостатком этого динамичного спектакля, наполненного современными ритмами и неподдельным молодежным драйвом.
Публика буквально ослеплена контровым светом, бьющим со сцены, которая еще недавно принадлежала «Содружеству актеров Таганки». «Онегин» — первая премьера театра после объединения. В зале появляются молодые люди и девушки в модных спортивных штанах с лампасами и толстовках. Ребята держат в руках книжки, написанные «нашим всем» — Александром Сергеевичем Пушкиным. И только здесь становится виден задник — ободранная кирпичная стена пришедшей в упадок старинной усадьбы с сохранившимися кое-где порталами и барельефами (художник Анастасия Пугашкина). Все ждут Онегина. И вот он появляется — надменный фрик, красавец и бонвиван Павел Левкин. Кожаная куртка, весьма подозрительная понюшка, выход в зал, где «Женя» — именно так он представляется — быстренько назначает свидание немолодой зрительнице… «Офигительный Онегин» — поют молодые люди, и с ними трудно не согласиться. На сцену выезжает огромный трейлер образца 60-х — насквозь проржавевший, старомодный и громоздкий. На наших глазах компания делает кульбит во времени — это уже не сегодняшняя молодежь, а скорее «дети цветов» конца 60-х, эпоха свободной любви. Костюмы (Екатерина Гутковская) изобретательно совмещают фольклорно-джинсовый стиль начала 70-х и сельскую роскошь провинциальной моды пушкинской эпохи. История Онегина, Татьяны Лариной и Владимира Ленского наконец-то начинается…
Здесь самое время вернуться к истокам. Нет, не к Пушкину, а к канадским авторам — упомянутой Веде Хилле и драматургу Амьелю Глэдстоуну, который Пушкина перевел и переписал. Пять лет назад эти канадцы открыли для себя неизвестного доселе русского поэта и тем самым сделали большое просветительское дело. Мюзикл имел в Канаде немыслимый успех: шоу получило высшую театральную награду Канады «Джесси» (аналог нашей «Золотой маски») аж в 10 номинациях. Так и хочется процитировать: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Алексей Франдетти перевел текст обратно на русский, насытив его цитатами пушкинского романа, а также либретто, написанного Константином Шиловским и самим Петром Ильичом. Получилось живо, интересно, как говорится, прикольно и очень искренне. Никакого «постпостпостмодернистского» стеба, ни травестирования, ни псевдоактуализации: сюжет рассказан ровно так, как в опере Чайковского, с теми же смыслами и с тем же посланием, прямым текстом озвученным в финале: не пропустите свою любовь!
Все герои молоды и обаятельны. Замечательная Ольга (Анастасия Вивденко) — кокетливая, живая, не очень умная (как и написано у классиков). Наивный, простодушный Ленский (Александр Казьмин), про Онегина в исполнении Левкина уже было сказано — хорош, безусловно. Но, пожалуй, самая классная в этой четверке — Татьяна в исполнении Софико Кардавы. Неожиданный образ — полноватая, смешная, по-детски неуклюжая — неудивительно, что она не понравилась столичному ловеласу с вредными привычками. У Софико великолепный голос — отличные высокие ноты на пианиссимо, весьма уместная в этом материале фольклорная манера пения. Эффектно преображение Татьяны во втором акте — подростковая пухлость оборачивается величественной женственностью, ну а невероятная шляпка в виде лебедя (замена малинового берета) буквально сражает всех. Не может устоять перед ней и заглавный герой, который точно так же, как в опере Чайковского, пишет своей возлюбленной зеркальное письмо. И получает однозначный и безоговорочный отлуп.
Кстати, письма, скомканные и помятые, зрители получают в качестве программок спектакля. И это перенесло меня по волнам памяти к любимовской «Таганке», где к каждому спектаклю придумывали авторскую оригинальную афишку.
Внимательный читатель, вероятно, заметил, что в статье про мюзикл пока ничего не было сказано собственно о музыке. И это не случайно — автор сознательно оттягивает момент, когда придется сказать о недостатках. Увы, Веда Хилле — не Чайковский. Более того, она не Уэббер, не Менкен, не Кандер и не Загот. Музыка, написанная по модели стандартного бродвейского драматического мюзикла со сквозным развитием, драматическими сценами, диалогами, переходящими в арии и обратно, сделана профессионально, театрально. Она насыщена контрастами, драматическими эффектами, но… лишена того, что можно назвать музыкальностью: здесь нет не только хитов, но даже более или менее ярких тем, мотивов или интонаций. От этого, к примеру, очень пострадал Ленский — его образ требует лирической арии. Но то, что ему предлагается в качестве музыкального материала, на лирическое высказывание не тянет категорически: банально, скучно, не цепляет. В партитуре, написанной для четырех инструментов камерного симфорок-бэнда — скрипка, виолончель, клавиши, ударные (кстати, музыканты, играют прекрасно), использованы лишь три темы Чайковского: интонация из вступления, хор «Девицы-красавицы», который девушки поют в бане, и тема финала Первого концерта. Мудрая Хилле не рискнула интегрировать в свою партитуру шлягеры Петра нашего Ильича — он бы ее уничтожил однозначно.
Обрадовала работа со звуком — грамотно выстроен баланс между инструменталом и вокалом, отлично слышен текст. И также внятен месседж спектакля, для убедительности прописанный на толстовках, которые так и просятся в мерч: never stop loving…
